ПОЧЕМУ ОБУЧЕНИЕ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПЫТКУ.
Современные нейропсихологи отменяют понятие «необучаемость».
Согласно мнению специалистов, к обучению способен любой организм, выживший в родах: тяга к познанию — как рефлекс — включается в первые секунды жизни.
Почему же академическая учеба часто вызывает сильнейший внутренний протест?
Мозг создан природой таким, чтобы все время находиться в процессе обучения. Следовательно, постоянное обучение — это его естественное состояние. При этом с биологической точки зрения исследовательское поведение — врожденная потребность человека, такая же, как сон, продолжение рода или добывание пищи.
Если есть потребность, способствующая выживанию, значит, есть, во-первых, желание ее удовлетворить, а во-вторых, это приносит удовольствие.
С мотивацией к обучению (и мотивацией как таковой) связана система поощрения в мозге, и в том числе нейромедиатор дофамин. Поэтому мы получаем удовольствие от новизны: мозг побуждает нас заниматься действительно важными для продолжения жизни вещами — познанием и исследованием!
Стоп-стоп-стоп! Но почему же учеба часто похожа на пытку?
Несколько лет назад я наблюдала в своей семье «холодную войну»: бабушка, профессиональный переводчик, занималась французским языком с моим девятилетним братом Ваней. Каждый урок начинался с черной неблагодарности ребенка: вместо того чтобы бежать к своей добровольной учительнице с раскрытой тетрадью, он прятался по всему дому. Бабушка медленно закипала, пока брата ловили и сажали за стол.
По мере углубления в спряжение глаголов очумевший брат начинал яростно вращаться на своем стуле, проявлял огромный интерес к разглядыванию своих пальцев, норовил изучить содержимое пупка или, наоборот, уходил в режим энергосбережения: клевал носом и прикидывался мертвым. Но как только урок заканчивался, Ваня радостно мчался писать новые басни, монтировать видеоролик или конструировать лыжи на колесиках. То есть вовсе не проявлял признаков когнитивной дисфункции, в которой его подозревала бабушка.
Можно было бы списать все на конкретные особенности моего брата, но в этой ситуации я узнаю и себя 20 лет назад, и свою старшую сестру. Несмотря на когнитивные отличия, все мы испытывали одинаковые трудности, сталкиваясь с требованиями полной концентрации, послушания, последовательности и неподвижности во время занятий.
На нашем месте бывали многие дети и подростки, на месте бабушки — сотни тысяч учителей, требовательных, угрожающих и даже наказывающих за «плохое поведение» на уроках.
Классический подход к образованию исходит из идеи о том, что можно заставить человека быть внимательным — не крутиться, не отвлекаться, не перебивать — и он будет успешно обучаться.
Такой подход признает только контроль поведения, то есть внешние проявления внимания, и отрицает внутренние субъективные психические процессы. Поэтому дисциплина в таком обучении играет главную роль.
Но помогает ли она учиться на самом деле?
Для того чтобы в мозге появились знания, нужно, чтобы в нем произошли перестройки нейронных связей. Мы не можем залезть в мозг и запихнуть в него информацию — в свой или чужой. Хотя говорят, что это только дело времени, но современные технологии пока на это не способны. Зато мы можем мотивировать мозг для познания, то есть помочь ему захотеть учиться.
Пока не включится система мотивации и поощрения, не будет и обучения.
Мотивация есть тогда, когда ученик эмоционально вовлечен в процесс, а информация для него не только нова, но и полезна. Лишь в этом случае возникнут необходимые связи в долговременной памяти.
Бессвязный поток слов мозг не будет запоминать, но, если информация преподносится как некая важная, смешная или жизненная история, которая вызывает эмоции у ученика, считайте, что вы «хакнули» его биологическую потребность к познанию — вернее, разожгли и удовлетворили ее. Так же устроен механизм самообучения.
Дисциплина сама по себе никак не связана с познанием. Она нужна для того, чтобы организовать процесс. Но сколько ее нужно, какой уровень строгости необходимо поддерживать и в каких именно вопросах, зависит от конкретного человека.
Дисциплина без мотивации — это тюрьма для интеллекта.
Чтобы иметь мотивацию учиться и не потерять ее, очень важно получать удовольствие. Испытывать радость при этом можно не только от самого познания. Дофаминовая система «поощряет» нас, когда мы учимся, а в наших силах создать более устойчивую связь между этим занятием и удовольствием.
Поощрения эффективно используются, например, при геймификации обучения, когда процесс делят на этапы, за завершение каждого из которых дается вознаграждение.
Мы охотнее усваиваем новые знания, умения и навыки, соревнуясь за всякие баллы, значки и прочие фантики.
Этот факт может показаться смешным, но, если люди составляют в конце дня список того, что они сделали или узнали, и ставят напротив пунктов победные галочки, их самочувствие улучшается, а тревожность снижается.
Удовольствие от поощрения подстегивает наше желание продолжать учебу.
Тем же эффектом обладает простой метод закрашивания дней в календаре: если вы решили читать по 30 страниц в день, вы скорее усвоите эту привычку с таким календарем, потому что вам не захочется прерывать череду закрашенных квадратиков.
Однако не стоит использовать в качестве краткосрочного поощрения то, что нарушает работу дофаминовой системы: сладкую и жирную пищу, сигареты, алкоголь и наркотики. Не говоря о том, что все это — вредные для организма вещества, такие стимулы способны разбалансировать гармоничную работу механизмов вознаграждения повышенными выбросами дофамина и сделать мозг менее чувствительным к здоровым дозам дофамина.
Можно стимулировать систему поощрения, планируя ощутимую выгоду в будущем или встраивая процесс обучения в то, что придает смысл нашей жизни. Например, мечта о том, что понимание устройства мозга даст мне возможность помочь не только себе, но и другим людям управлять своим телом, умом и жизнью на системном уровне, помогает мне проходить всякие сложные курсы вроде медицинской неврологии. Ни за что не смогла бы вызубрить названия извилин, если бы не была уверена, что это спасет мир! Ощущение цельности и осмысленности жизни тоже связано с дофамином.